Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Греки как мы»
Пресса «Антигона» Софокла
Автор: Песочинский Н.// Ведомости. №238 (1278). 27 декабря 2004 г.   

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — Поставив в петербургском театре «На Литейном» свой второй спектакль по трагедиям Софокла, режиссер Андрей Прикотенко решительно сошел с того пути, который два года назад привел его «Эдипа-царя» к зрительскому успеху и на международные фестивали.

 

В новый спектакль «Антигона» уложены два текста Софокла — собственно «Антигона» и «Эдип в Колоне», разумеется, в сокращенном виде. На первый взгляд закон игры тот же, что и в «Эдипе-царе», — наивная трагедия, младенческое сознание античного человечества, изначальные страсти. Режиссер читает мифы, как примитивистское понимание истории: мотивами завоеваний, изгнаний, войн здесь становятся простые обиды и непосредственные человеческие увлечения.

 

В «Эдипе» все иррациональное было вытеснено за сцену, но чем больше от него отмахивались, тем сильнее оно чувствовалось, нависало над наивными играми сатиров, билось где-то в подсознании спектакля.

 

В «Антигоне» Прикотенко пытается уложить смысловые связи трагедии уже в саму плоскость наивных человеческих отношений. Безличное и недоступное пониманию смертных переводится в сферу личной морали. (Между прочим, режиссер и про «Гамлета» как-то заявил: «Очень жизненная ситуация, в которой каждый из нас порой оказывается».)

 

В основании спектакля — мотивы, которые принято называть общечеловеческими. Нельзя выгонять из дома стариков, даже если они совершили ошибки (как расстались с Эдипом его сыновья). Надо поддерживать родителей-инвалидов (как дочери Эдипа Антигона и Исмена). Надо достойно хоронить родственников, даже если они преступники (как Антигона хоронит Полиника). Власти не должны нарушать вековые традиции (как Креонт, запретивший предать земле братоубийцу Полиника).

 

Режиссер решительно меняет измерения: вместо мифа — психологическая драма. Например, он отказался от поразительного мистического момента трагедии — исчезновения царя Эдипа в неизвестность — и перевел это в историю о простодушном одиноком старике-отшельнике (сыгранную Игорем Ботвиным в чеховских тонах, по-своему пронзительно).

 

В прямом смысле с небес на землю опущена история Исмены, которая у Софокла является Эдипу из нематериальных сфер и кажется скорее видением. У Прикотенко она (в исполнении Ксении Раппопорт) по-настоящему приходит, кормит отца бобами из мисочки, долго сидит у огня, обменивается понимающими взглядами с сестрой…

 

Простейшие «маски» человеческих сущностей актеры играют психологическим методом, поэтому им приходится выдумывать и достраивать конкретные мотивы и полутона. Так «Антигона» приближается к запретной границе между античным мифом и нравоучительной мелодрамой. И режиссура прямо внутри спектакля начинает бороться сама с собой.

 

К счастью, Прикотенко сбивается на прием комического снижения, успешно использованный в «Эдипе». И тогда мы смотрим почти пародию на античный боевик. В эти моменты, кстати, становится объяснимым сенсационное неназначение на роль Антигоны Ксении Раппопорт, чьей актерской природе трагический масштаб ничуть не сопротивлялся бы (ей поручили менее патетичную роль Исмены и, чтобы снизить образ, заставили актрису отчаянно хромать).

 

Фарсовое зеркало трагедии, видимо, предполагает и однокрасочный телесериальный нажим Антона Васильева в роли киллера Полиника, и балаганный способ игры Джулиано ди Капуа в нескольких ролях. В то же время целые куски текста читаются в манере мелодекламации, а иносказательный образ спектакля (копья, падающие с неба на красную землю, пение медитативных плачей или буйство безымянных вояк) выстроен помимо сюжетной линии.

 

Финальный хаос сознания, уход от человеческой логики даны трем героям — Эдипу, Антигоне и Креонту. Чем фанатичнее все они отстаивают свою правоту, тем больше погружаются в абсурд невежества. Актеры Игорь Ботвин, Мария Лобачева и Тарас Бибич играют это в поэтической логике, выходя за пределы частных «характеров». Получается, что очевидная правота в границах человеческого понимания жизни не освобождает от разлада с судьбой в другом смысле, обычному разуму не подвластном. В итоге — отказ от этого разума и признание своей ничтожности.

 

Прикотенко читает миф как простейший тип драмы. В таком ракурсе греческая цивилизация выглядит крайне жестоким миром, царством «диких нравов». Лейтмотив постановки, очевидно, задуман жутким и смешным. Но спектаклю явно недостает легкости интонации, которая была так важна в «Эдипе». Без этой легкости не идет игра — божественная игра человеческим неведением, где любое проявление персональной воли бессмысленно. Вместо этого рок античного миропонимания глумливо подмигивает режиссуре психологической школы.