Широкому российскому зрителю пьеса Гольдони известна благодаря фильму «Труффальдино из Бергамо» с Константином Райкиным. Оглянувшись на прошлое, режиссер Андрей Прикотенко и актеры его компании увидели там только самих себя.

Но не тех «умудренных опытом тридцатилетних профессионалов», какие они сейчас, а угловатых, горячих, демонстративно независимых юнцов, какими они заканчивали школу. Вот про этих людей и играют спектакль в театре на Литейном — отвязно и заводно, по-доброму, по-капустному, смеясь над своими детскими переживаниями.

А чтобы вывести за рамки прикола самые важные понятия, призывают на помощь… Виктора Цоя. В спектакле Цой, — не музыкальный фон, он здесь в роли сверстника-кумира, в текстах которого можно найти цитаты на все случаи с жизнью, в том числе и на самые отчаянные, для которых даже взрослые не нашли бы слов.

Когда Флориндо — Игорь Ботвин (в «Эдипе» запоминались его античные формы тела, здесь на первом плане — кудрявый чуб, который герой важно «взбивает» с комической частотой) узнает о смерти Беатриче, он начинает машинально выколачивать из своей аккорды и проговаривать в заданном ритме: «Жизнь — только слово. Есть лишь любовь и есть смерть»…

Все три часа перед нами крупным планом шестеро тинэйджеров, которые искренне верят, что их любовь — единственный критерий поступков и единственное руководство к действию.

В одном из театров Италии эта пьеса идет под названием «Труффальдино: голод, голод». Признаться меня всегда занимал вопрос как это взрослые люди могут так долго не есть. В данном случае вопрос совершенно неуместный: в шестнадцать лет время обеда наступает только тогда, когда в общем и целом решены проблемы мироздания. Труффальдино в спектакле не понимает этого только потому, что рос не под Цоя, а под итальянскую оперную классику. Эта роль логично отведена Джулиано ди Капуа. Натуральный итальянец в роли слуги двух господ — единственная дань Гольдони и Стреллеру. Впрочем, и этот Труффальдино влюбляется и забывает о еде.

Художник Эмиль Капелюш здорово подыграл молодым. Вся сцена заполнена немыслимыми платформами на колесиках — нечто среднее между гондолой и скейттом. Отчетливо представляешь, что именно с такой головокружительной скоростью Беатриче — Ксения Раппопорт, узнав о том, что ее любимый «парень с гитарой» убил ее брата и бежал из города, запихивает роскошные кудри под парик, а кружавчики белоснежных панталончиков — в мужской костюм.

И — перед нами неуправляемый старшеклассник, который разговаривает с почтенными Панталоне, как с директором школы: засунув руки в карманы, приправляя «рубленые» фразы усилениями типа «че» и «ваще». В такие моменты вспоминаешь, что Гольдони как раз хотел сохранить итальянский литературный язык и потому взялся за переработку сценариев комедии дель`арте в пьесы. Впрочем, об этом забываешь, как только на сцене появляется, например, обманутый в своих надеждах на Клариче тихий «хорошист» Сильвио Тараса Бибича, который, впервые приняв допинг, кажется себе Цоем, поющим: «Эй, прохожий, проходи. Эх, пока не получил».

Кстати, Мария Лобачева, актриса додинского МДТ, отлично вписалась в эту веселую компанию, сыграв Клариче папенькиной дочкой, которая, попав под влияние продвинутой Беатриче, взрослеет на глазах. Единственный явный недостаток этого действа — «взрослые» роли в спектакле не решены вовсе, и не только Панталоне, но и несчастный Евгений Меркурьев должен прилагать массу актерских усилий, чтобы быть просто замеченным. Молодость эгоистична.

Я тут как-то написала, что перевелись нынче в Театральной академии педагоги, выпускающие готовые компании-труппы. Нет, один есть точно. Это мастер Фильштинский, Вениамин Михайлович, который символично работает нынче в аудитории Аркадия Кацмана. Кстати, предыдущие его ученики тоже выпустились «дружным хором»: Хабенский, Почеренков, Трухин, Зибров. Только городу оказались не нужны.