Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
В ЧЕРНО-БЕЛО-КРАСНЫХ ТОНАХ
Автор: Евгения Тропп / https://ptj.spb.ru/blog/v-cherno-belo-krasnyx-tonax/   

Написанная целых полтора века назад сатирическая комедия Островского все никак не потеряет своей актуальности. А ведь наш главный драматический писатель писал буквально на злобу дня! Вывел в своей острой пьесе фигуры, в которых современники легко узнавали типичных представителей периода «пореформенного похмелья» (так конец 1860-х позже назовут историки). Однако, похоже, пьесе не грозит перейти в разряд «чистого искусства», ее злободневность не угасает. Островским талантливо, зло, язвительно схвачены неумирающие обстоятельства российской действительности.

Режиссер Сергей Морозов, взявшись за «Мудрецов», не стал перекраивать текст и сочинять новый, как поступил в Театре Наций Константин Богомолов, резко актуализировавший персонажей и их взаимоотношения согласно сегодняшней повестке. В спектакле Театра «На Литейном» первоисточник сохранен, но отсутствуют приметы XIX века. Действие происходит, может быть, даже не в наши дни, а в недалеком будущем, когда искусственный интеллект будет внедрен в быт более глубоко. Присутствие персонажей-роботов — двух секьюрити Мамаева, отвечающих механическим голосом только «да», и двух прислужниц Турусиной в одинаковых париках и с бессмысленным выражением кукольных лиц — вносит футурологический штрих. Пьеса спокойно выдерживает такие перемещения в истории.

Сценографическое решение Александра Орлова афористично. Минимум деталей, максимум смысла. Черное пространство сценической коробки условно делится на два плана. На авансцене — квартира Глумова, обозначенная массивным кожаным диваном с высокой спинкой. Слева выход из-за кулис декорирован под старинный лифт с неавтоматической дверью: клеть с характерным шумом «останавливается» на этаже, привозя гостей. А в глубине пустой сцены зритель видит четыре электронных табло с номерами этажей, и лифты, которые там «работают», не похожи на лифт в доме Глумова. Это скоростные лифты в высотном офисном здании где-нибудь в Москва-Сити (или в башне Лахта-центра в Петербурге). Эпизоды спектакля проходят как бы на разных этажах небоскреба. Где-то расположен кабинет Крутицкого с длиннющим столом для заседаний (трюк, внезапно демонстрирующий непомерную длину стола, вызывает понимающий смех в зале). Где-то — пятизвездочный отель с сауной (Крутицкий с Мамаевым выходят сначала в простынях и войлочных тапках, а потом в белых гостиничных халатах). Где-то — зона для фуршетов (выкатываются высокие круглые столики с рюмками и закусками). Лифты бесшумно летают вниз и вверх — видна смена цифр на табло, двери сами раскрываются, обнажая зеркальное нутро, и сами закрываются, бизнес-центр живет своей деловой жизнью.

Метафора очевидна: вожделенный социальный лифт может вознести главного героя к высотам карьеры, богатства, статуса, главное — нажать правильные кнопки и не застрять между этажами…

Глумов с его интеллектом и образованностью двигается вверх легко и без усилий. Подстраиваться и подлаживаться под богатых покровителей ему не составляет труда, тем более что искренности тут никто не требует, сойдут ловкая игра и правильно разработанная стратегия подхалимства. Я видела в роли Егора Дмитрича артиста Виталия Гудкова, его обаяние, изящество, «тонкокостность» придают герою положительные черты, несколько неожиданные в этом персонаже, декларирующем подлость как норму жизни. Глумов-Гудков лишен бесстыдного цинизма. Этот «книжный мальчик» в клетчатом халате поверх футболки с магриттовским человеком в котелке в начале спектакля дремлет на диване под бормочущий телевизор, пока мать ненароком не разбудит его, стараясь укрыть пледом поуютней. Подскочив и быстро стряхнув дремоту, он объявляет о намерении действовать, чтобы добиться успеха в этой жизни. Расстается со своим поэтическим прошлым (выбрасывает ворох бумаг с эпиграммами в мусоропровод) и, оставив себе для выплескивания яда на человеческие пороки только дневник, принимает решение отныне сочинять исключительно панегирики, то есть — льстить и славословить сильных мира сего.

И, выстраивая шаг за шагом свой успех, Глумов, можно сказать, играючи перелетает с этажа на этаж, везде оказывается мил и всем нравится, отлично выдерживает роль до самого финала, только в конце сбивается, но… об этом позже.

Круг людей бизнеса и власти, в который стремится попасть Егор Глумов, представлен в спектакле выразительным актерским ансамблем. Каждый персонаж, включая эпизодических, вроде журналиста-неудачника Голутвина (Николай Красноперов) и молодого бездельника (но вполне безвредного и обаятельного) Курчаева (Павел Путрик), понятен и достаточно выразителен, без старательного раскрашивания. В черном hi-tech пространстве жирные актерские краски были бы неуместны. Изящен и ироничен элегантный Михаил Разумовский (богатый дядюшка Мамаев), очень умно ведет свою игру Любовь Завадская (старательно подыгрывающая сыну мамаша Глумова)… Их дуэт отчаянно комичен: Мамаев, еле удерживаясь от неприязненной гримасы, нетерпеливо выжидает, пока новоявленная «сестра», припавшая к нему в порыве благодарных чувств, отлипнет, наконец, от его шикарного пальто.

Упражняясь в проявлении неискренних преувеличенных эмоций, персонажи лицемерят постоянно, неутомимо и, похоже, находят в этом какое-то странное удовольствие.

Одна из лучших сцен — визит генерала Крутицкого к Софье Игнатьевне Турусиной. В тексте Островского есть явный намек на их былую любовную связь, о которой бодрый старикан не прочь напомнить, что выводит из себя нынешнюю ханжу. В спектакле намек превратился в определенный мотив, на котором выстраивается целый каскад игровых взаимодействий двух великолепных артистов — Ольги Самошиной и Вячеслава Захарова. Маленький, сухонький Крутицкий в халате, расшитом красными цветами, является с огромным, чуть не в половину его роста, букетом. (Конечно, букет на лифте доставляет робот-охранник, вовремя подавая его генералу.) Софья Игнатьевна, томно вздыхая полной грудью, восседает на ярко-красной оттоманке, погруженная в думы о высоком. Крутицкий — Захаров врывается к ней, выкрикивая с жаром и пафосом какой-то текст, которого нет в пьесе (при ближайшем рассмотрении стихотворение оказывается — ни много, ни мало — 143-м сонетом Шекспира).

Перед таким напором трудно устоять! Крутицкий прилепляется на самый край оттоманки, как бы собираясь в одну точку, но эта «точка» пульсирует желанием — о чем старикан всячески, не просто недвусмысленно, а почти неприлично заявляет своей смущенной подруге… Как пышная Турусина подпрыгивает на месте, как пытается выразить гнев и как всплескивает красивыми полными руками! Захаров и Самошина тут выступают как два блистательных комедианта, и их дель арте — украшение спектакля.

Стильности и выразительности актерских образов способствуют, безусловно, костюмы Ирины Чередниковой, созданные в черно-бело-красной гамме. Костюмы мужчин выглядят шикарно, это стиль богатых деловых господ. Со знанием дела подобраны аксессуары — от котелков и тростей до очков и украшений. У энергичного Городулина (Сергей Колос) пиджак глубокого бордового оттенка, и сразу понятно, что это бывший «малиновый пиджак» — Иван Иванович лишь недавно выбился в элитные круги, благодаря быстро нажитому богатству, так что еще не вполне вписался в стиль этой среды. Он приносит в подарок Клеопатре Львовне Мамаевой драгоценности в черном футляре, а ключ от футляра висит у него на шее на массивной золотой цепи… Правда, цепь не выставлена напоказ, а упрятана под облегающий свитшот, так что Мамаева для начала довольно подробно ощупывает подставленную ей грудь Городулина, а уж потом извлекает наружу цепь с ключиком.

Сама Клеопатра в исполнении Натальи Ионовой молода и эффектна, ее наряды, подчеркивающие стройность фигуры, открывающие плечи и спину, элегантны, но почти вызывающи. Она явно не скучающая домохозяйка, а активная современная дама, и тоже стремится занять место в мире политики и больших денег — записывает на мобильный телефон какие-то речи, видимо, для своего интернет-блога. Будь она старше Глумова лет на пятнадцать (как в пьесе), ее ревность к его невесте была бы и более комична, и более противна. Но в спектакле свои оттенки, и Ионова играет очень жестко свою героиню, в которой есть что-то от умной лисицы, не желающей отдавать никому свою добычу. Ее нисколько не смущает присутствие рядом мужа — как и мужа, кстати, не волнуют и не напрягают связи жены с другими мужчинами.

Не менее жестко решена Машенька, племянница Турусиной, которую тетя решает выдать за Глумова по «совету» подкупленной предсказательницы Манефы. И тут режиссер вместе с актрисой Аглаей Гершовой идут строго за автором, который вложил в уста юной, как цветок, девушки страшные в своем беззастенчивом цинизме речи: «Я не пойду замуж без денег и без позволения родных. Мне Жорж Курчаев очень нравится: но если вам неугодно, я за него не пойду, и никакой чахотки со мной от этого не будет». Выбор «любовь или деньги» она для себя уже сделала однозначно. А дальше? «Я тоже хочу жить очень весело; если согрешу, я покаюсь. Я буду грешить и буду каяться так, как вы». Машеньке — Гершовой отказ от жениха-Курчаева дается тяжело: пока тетушка — Самошина, пуская фальшивую слезу, подпевает песне «Нежность» Анны Герман в телевизоре, племянница с воем катается по полу лифта в глубине сцены. Но… кнопка «вниз» не нажимается, лифт остается на том же этаже, а Маша берет себя в руки, прихлебнув из фляжки, и смиряется.

Финальная сцена — помолвка Глумова с Машей — решена как шикарная коктейльная вечеринка (ярко-пунцовые дизайнерские бокалы; мужчины в белых смокингах; дамы в красно-бело-черных туалетах; блеск пайеток и драгоценностей). Здесь же происходит обличение главного героя: компрометирующий его дневник, украденный Клеопатрой Мамаевой, попадает в руки тех, о ком Глумов в этом дневнике и пишет.

Не вполне могу согласиться с режиссерским решением финала, хотя актер проводит его очень сильно. Глумов — Виталий Гудков оказывается единственным живым человеком во всей компании, он почти выкрикивает свой монолог — буря эмоций изливается на застывших в картинных позах богатых и знатных господ. Но, хочется спросить, зачем этот «старый театр» в современно решенном спектакле? Глумов в эти минуты, кажется, должен быть абсолютно холоден и спокоен. Он же уверен, что нужен им всем. Он знает, что переиграет их в любом случае…

С другой стороны, стоны и вопли поверженного Глумова, может быть, должны вызывать не столько сочувствие, сколько неприязнь, даже гадливость: стыдно ведь унижаться перед этими истуканами. Может, тут задумано показать падение героя, но обаяние артиста оказалось сильнее замысла… Не знаю.

Выводы стоит еще обдумать на досуге… А Театр «На Литейном» можно поздравить с качественной премьерой.