Хотите, я Вам расскажу сказку? Театральную. Конечно, хотите. Ну, слушайте.

Давным-давно, лет 30 назад, в городе Ленинграде (существовал такой город) жили-были два режиссера Владимира Воробьева. Один был большой и руководил большим Театром музыкальной комедии, и поэтому спектакли ставил большие.

Другого, чтобы не путать с большим, звали маленьким Воробьевым. Он и вправду был росточком поменьше, ставил на маленькой сцене Театра им. Ленсовета. В те давние времена на этой сценочке угнездился Молодежный театр. А маленький Владимир Воробьев был при недавних актерах-студентах вроде доброй няни-педагога. На афише его фамилию писали маленькими буквами, а большими — И. П. Владимиров.

Потом большой Воробьев умер. Маленький же Воробьев, напротив, уехал в Израиль. Но как преступника тянет на место преступления, так режиссера тянет на место былых режиссерских игрищ. Время от времени Воробьев маленький приезжает в Санкт-Петербург (есть такой город), поплачет и между делом какой-нибудь спектакль соорудит. Правда, в Театр им. Ленсовета его больше не зовут — там его и так хорошо знают, но по соседству (в Театр комедии или в Выборг) приглашают.

Что-нибудь с ощущением конца света.

На этот раз попросили его в Театре на Литейном поставить что-нибудь отчаянно смешное. «Давайте, — говорит, — я вам „Последнюю любовь“ сварганю».

А мы любим что-нибудь с ощущением конца света. Дескать, еще одна последняя неприятность — и потом уже сплошная нирвана. Я-то сам оптимист. Знаю, что неприятности еще только начинаются. Исаак Башевис Зингер, лауреат Нобелевской премии, — тоже оптимист. Вы думали, что «Последняя любовь» — это что-то вроде рассказика О`Генри «Бабье лето сухого лога». Имеется в наличии замшелый старичок, и вдруг пришла к нему цветущая молодая девица и озарила... Накось выкуси!

Старичок, конечно, имеется. 82 года. 9 миллионов на банковском счету. Никакая, жена уже 20 лет не портит нервы. Словом, живи и радуйся. Но про нормальных старичков новеллы не пишут и спектакли не ставят. Кстати сказать, миллионера Гарри играет все тот же маленький Воробьев. С актерами-режиссерами тоже непременно какие-нибудь сказки случаются. Был в Театре на Литейном актер Семен Фурман. Он-то и должен, был поначалу миллионера изображать. Репетировал он, репетировал, но стал вдруг пошаливать.

Словом, проснулись однажды в театре, а Фурмана совсем нет. Маленький Воробьев не растерялся. «Я, — говорит, — по молодости брился, а теперь у меня борода почти как у пророка Моисея. И вообще, я в Израиле короля Лира играю». Так и стал он исполнять главную роль. Он бы и декорации нарисовал, но тут как-то проходил мимо Александр Орлов.

«Давайте, — говорит, — я вам сделаю черные колонны из чистого черного шелка. Они будут вращаться, словно перематывая лист священной торы». Ну, Орлова и оставили. Тем
ре более, заслуженный художник, лауреат.

Ангелица с пушистыми крыльями.

А в спектакле, между прочим, все заслуженные, кроме маленького Воробьева. Это и понятно: когда ездишь туда-сюда, обязательно что-нибудь потеряешь — то зонтик, то почетное звание.

Собственно, до того, как на сцене появился маленький Воробьев, на нее выплыла ангелица с белыми пушистыми крыльями. Потом оказалось, что она не совсем ангелица. а душа усопшей жены миллионера Розалии. И не совсем усопшая, а довольно-таки озорная Елена Ложкина. Какие-то она горшки ночные носила, супницы разбивала и танцевала зажигательные танцы. Словом, и с того света руководила супругом.

А как же им не руководить, когда та совсем измучился от простатита. Каждые 5 минут — новые трусы. Брюки просто не одевал. Скажите, это разве жизнь? Этап стиральных машин не напасешься! «Тайда» нужны вагоны!

Я люблю объявление: «Петербургские мужчины не боятся простатита». Сладостно сознавать, что хоть в чем-то мы обогнали Америку. У них, в Маями, висит, я думаю, другая реклама: «Мериканские (буква „а“ в стих не влезает) мужчины все боятся простатита». Словом, две трети первого акта спектакля прошли вместе с простатитом и заигрываниями покойной жены.

Когда уже зрители совсем расстроились и хотели вызывать квалифицированного уролога, тут-то началась последняя любовь. Кстати, Вы думали, наверно, что все это написал лауреат Нобелевской премии, потому что его имя на афише напечатано большими буквами. А вот и нет. Если Вы нацепите пенсне плюс восемь, то сразу разглядите, что пьесу-то написал Валерий Мухарьямов по одноименной новелле. Большой Мухарьямов или маленький, я не знаю, но точно не лауреат.

Поладили с Казановой.

Я все отвлекаюсь и забываю сказать, что наряду с ветхозаветным стариком, не верящим в Бога, и его бывшей супругой, лично видящей Бога ежедневно, на сцене присутствует некий Марк, друг и помощник Гарри. Его играет Сергей Заморев. Про Марка даже Мухарьямов не сочинял. Его исторг Воробьев из недр своей большой фантазии. Наверно, чтобы с Заморевым поработать. Давным-давно Заморев играл в Театре им. Ленсовета.

И Елена Ложкина играла в Театре Ленсовета. Словом, Театр Ленсовета как бы плавно въехал в Театр на Литейном.

Все было бы очень просто, но актеров нынче стало очень мало. И Замореву с Ложкиной приходится отдуваться за двоих, играть живых и покойников с пушистыми крыльями. Когда-то Ложкина была при Геннадии Тростянецком большой актрисой, играла много и весело. Теперь она тоже играет, но как-то помаленьку. Справедливо, что в новом спектакле она играет двух женщин. Правда, обе — сумасшедшие. Чтобы уравновесить небесную белизну кладбищенской роли, в роли Этель Ложкина выходит в красном мини-платье и колготках неописуемой пестрой расцветки. Вместе с мгновенным излечением простатита они мгновенно поладили с одиноким Казановой 82 лет, но в дело постоянно вмешивался покойный муж Этель, Борис (Сергей Заморев). Так как он родом из России, то и подгадил на всю ивановскую своей непостижимой славянской душой.

Проскреб стол ложкой.

Словом, все кончилось очень плохо, хотя мы с миллионером уже раскатали губу. Но не будем о печальном. Замечу, между прочим, что Ложкина играет очень хорошо, разнообразно роль Этель, а Заморев более органичен в роли крылатого покойника.

Впрочем, я бы Этелью все равно не прельстился. Весь второй акт она кормила ужином Гарри. Он ложкой аж стол проскреб до основанья. А чем, Вы думаете, его прикармливали? Рыбой, фасолью и кнедликами. Да на кой ляд мне сдалась рыба с этим
сухим тестом! Где антрекот?! Вот и не получилась «последняя любовь». Впрочем, и,
герой пьесы чего-то недоел. Под финал он сидит в дыму (наверно, среди облаков) за столом с женским ангелом и непонятно, то ли это бывшая Розалия, то ли бывшая Этель, то ли обе они в комплекте.

Из всего вышесказанного со всей очевидностью вытекает, что «Последняя любовь» — спектакль многопроблемный. Тут тебе и отношения с Богом, и понятие родины, верность
в с внешняя и сущностная. Опять же проблема одиночества.

— А понравился ли мне спектакль? — каверзно спросите Вы. А это зависит от процента в Вас ангельского. Впрочем, говоря серьезно, если бы сократить приступы простатита в четыре раза и проходы ангелов в два — спектакль был бы ого-го.