Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Я ОСТАЮСЬ, ЧТОБЫ ЖИТЬ!»
Пресса «Жар» Т. Москвиной
Автор: Аминова В.// http://ptj.spb.ru/blog/ya-ostayus-chtoby-zhit   

«Жар» (флешмоб по произведениям Татьяны Москвиной). Театр «На Литейном».
Режиссер-постановщик Роман Смирнов, художник по костюмам Ника Велегжанинова

 

Я, как все поклонники дилогии «Квартирник» и «Тень города», премьеру «Жара» ждала с нетерпением и опаской. В первую очередь потому, что лично мне одним из главных достоинств этих спектаклей кажется отсутствие в основе пьесы. Роман Смирнов виртуозно монтирует песни, монологи и короткие игровые сценки так, что композиция спектаклей гораздо любопытнее и сложнее, чем в большинстве современных пьес. К тому же актерам с Литейного оказалось полезно перестать разговаривать на сцене и начать петь, танцевать, общаться опосредованно и невербальным способом. Потому первые 15-20 минут «Жара» я смотрела с легкой досадой: так много текста, так много игры. Но в дальнейшем прекрасный текст Татьяны Москвиной, как и обычно, очаровал меня, ощущение многословности исчезло, а актеры, видимо, перестав волноваться, вернулись к тому же способу существования, как и в первых двух спектаклях.

 

«Жаром» Роман Смирнов заканчивает «петербургскую трилогию», и пьеса Москвиной подхватывает предыдущие два спектакля, особенно она созвучна второй части («Тень города»), где персонажи перестают быть такими уж маргинальными личностями из самых страшных питерских коммуналок и немного повышают свой социальный статус, превращаясь в нас с вами. Заговорив современным языком, герои «Жара», между тем, не заговорили языком улицы. Это поэтичный язык, который создала мастер слова Татьяна Москвина, в нем звучит «шум времени», но в нем звучит и многое другое. В первую, очередь, конечно же, Островский, большим знатоком которого Москвина является. «Жар» показался мне одной из немногих действительно современных, а не актуальных или мимолетно злободневных русскоязычных историй, которые я видела на сцене. Как всякая постмодернистская вещь, он ориентирован на две различные аудитории: зрители, сделавшие перерыв в просмотре многочисленных телесериалов и пришедшие в театр, будут сполна удовлетворены тем, что им покажут на Литейном, поскольку сюжет пьесы нарочито построен на мелодраматических перипетиях. Продвинутый зритель, конечно же, вспомнит, что, например, такая заезженная «мыльная» коллизия, как поиски раскаявшейся матерью брошенного когда-то сына, пришла к нам не из сериала «Богатые тоже плачут», а из пьесы Островского. И вот, пока наивный зритель получает удовольствие, заново переживая прекрасно знакомые ему ситуации, более образованным театралам тоже есть, чем заняться, например, считывать коннотации. Чтобы еще задолго до того, как Космонавтов объявит, что «Достоевский в России при всем», самим это обнаружить.

 

Персонажи Москвиной — не так уж сильно изменившиеся за полтора столетия потомки героев Достоевского, они ходят белыми ночами и жаркими июльскими днями все по тому же городу, только город вокруг них стал другим: тот Петербург — теперь музей, а «простые люди» живут среди строительных лесов, в тесных лестничных клетках. В сценографии Роман Смирнов, как всегда, не показал нам парадного Петербурга. Петербург — это его жители, люди из коммуналок и из номеров «Астории», но тоже «маленькие». Москвина закручивает интригу не хуже мастеров позапрошлого столетия, но за ее развитием следишь не для того, чтобы выяснить, кто кому кем приходится, главная неожиданность в том, как отреагируют и поведут себя в этих прописных театральных ситуациях современные персонажи. И в той сцене, где Незнамов в слезах и со страстным монологом бросался к обретенной матери-Кручининой, мальчик Федя рассудительно говорит: «я вам сочувствую, но еще не проникся родственными чувствами». Потому, как бы не были серьезны проблемы, которые решают персонажи Москвиной, как ни важны темы, поднятые автором, но все-таки это комедия, и персонажи, пусть даже обремененные чертами и идеями героев Достоевского — комедийные. Вероятно, и это тоже взгляд автора на сегодняшний день.

 

Если в предыдущих спектаклях Романа Смирнова музыка была формо- и смыслообразующим элементом, то в «Жаре» драматургический текст выходит на первый план и диктует свои законы. Но рок-оркестр обосновался на авансцене, и Смирнов делает его одним из действующих лиц спектакля (не только все музыканты так или иначе принимают участие в действии, но и сам оркестр существует, как полноправный герой «Жара». Он реагирует музыкой на происходящее, выражает свое сочувственное, но чаще ироничное отношение). Песни, которые в дилогии были тканью спектаклей, в «Жар» монтируются с трудом: все, что Москвина хочет сказать, она внятно говорит устами персонажей, и потому песням достается роль оформительская. Они существуют как некий узор, не необходимый, но приятный. Оговорюсь: узор, не необходимый для пьесы Москвиной, но не для режиссуры Смирнова. В финале звучит сразу три песни в исполнении сперва Татьяны Тузовой (это подарок зрителям, потому что уйти со спектакля не услышав пения Тузовой было бы обидно), потом слово получает героиня Полины Вороновой, этот вокал выводит на первый план девочку-беженку, которая весь спектакль отстаивает свое право жить в Петербурге, и режиссер как бы солидаризируется с ней в финале. И заканчивает главный герой Федор (Савва Горлачев), его песня и есть финал, месседж которого: «я остаюсь, чтобы жить». Как и предыдущие спектакли трилогии, Смирнов заканчивает этот оптимистично, нельзя сказать, что вопреки пьесе Москвиной, но оптимизм Смирнова определеннее и радостнее.

 

Хотя все актерские работы кажутся мне любопытными, рассказать подробнее хочется о трех. Ася Ширшина в роли «комсомолки, спортсменки, отличницы» Вари Панкратовой интересно заявила о себе, как об актрисе характерной, способной к гротеску. До сих пор я ее знала как глубокую, лирическую актрису, но роль Вари она разыграла как по нотам, без единой фальшивой интонации и в таком остром шаржевом рисунке, что можно залюбоваться. Точнее всех попала в заданный способ существования Любовь Завадская, чисто и филигранно исполнив свою роль. Она нашла нужную степень остранения, и ее спивающаяся мать — не конкретная Инна Викторовна, а обобщенный образ замотанной петербурженки, матери-одиночки, каждой второй, встреченной в супермаркете или в вагоне метро. Она вызывает сочувствие уже в первой сцене, когда ее пьяную, со стеклянными глазами, сын пытается увести домой. Актриса играет здесь подробно, с психологической достоверностью. Зато сцену скандала с сыном Завадская строит, как комедийную, и это уже пародия на матерей с их визгливыми криками («Юра, ты с ума сошел, цыганку ко мне в дом притащил!»), неумными притязаниями на полное обладание ребенком. В последнем монологе от лица матери арестованного сына Завадская поднимается до трагедийного остранения. Это монолог античной героини, с той же степенью страдания и покорности перед роком и он становится драматической кульминацией спектакля.

Но, конечно, главный персонаж «Жара» — это Иван Космонавтов в исполнении Александра Безрукова. В пьесе Москвиной, как в романе Булгакова, вся история начинается с появления иностранца, но не на Патриарших в Москве, а на Фонтанке в Питере. Кажется, что эта роль была написана Москвиной исключительно для Безрукова. Его странная, двойственная и какая-то инфернальная природа, еще в «Квартирнике» открытая Смирновым, ложится и на роль Космонавтова: нелепый, картавый, беспомощный интеллигент-очкарик постепенно превращается в страшноватого иностранца, безжалостно и бесстыдно играющего с чужими жизнями, а потом и вовсе в самого дьявола, замутившего не только всю произошедшую историю, но и все другие страшные истории, происходившие когда-либо в этом «умышленном», легкодоступным для чертей городе. Еще в «Квартирнике» поражало то, как незаметно, исподволь воздействует персонаж этого актера: ты и сам не замечаешь, в какой момент перестаешь добродушно смеяться над ним и начинаешь бояться суеверным страхом. Так же точно и Космонавтов: разоблачение его дьявольской природы кажется закономерным — как раньше-то не догадались! Но как долго и артистично, увлекательно и обаятельно он дурит головы нам и другим персонажам!

 

Роман Смирнов в своей трилогии сделал сложное дело: он «оживил», буквально расколдовал актеров Театра «На Литейном», вдохнул жизнь и радостную творческую энергию в этот театр. И теперь с полным основанием они могут страстно и радостно заявлять со сцены, что «остаются, чтобы жить».