Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«А был ли Гамлет?»
Пресса «Эдип-царь» Софокла
Автор: Карась А.//Российская газета.2003. 28 апреля   

В московском Новом драматическом театре сыграли трагедию Шекспира. Молодой Андрей Прикотенко — едва ли не главный ньюсмейкер нынешнего театрального сезона. Не успел он поставить в театре «На Литейном» милый капустник на тему эсхиловского «Царя Эдипа», увенчанный лаврами «Золотой маски», как принялся за шекспировского «Гамлета».

 

Бесстрашие молодой режиссерской генерации вызывает одновременно восхищение и оторопь. Они начинают сразу с «Чайки» или «Гамлета», настаивая на своем праве сочинять с чистого листа, без всякого любопытства по отношению к какой бы то ни было традиции. В «Царе Эдипе» трогательные ребята, почти дети, двигаясь и пританцовывая в ритмах рэпа, откровенно потешаются над странными монологами своих персонажей. Единственное, что распирает их, это древняя власть Эрота, плотское вожделение, изображенное с изяществом и фантазией тремя молодыми актерами.

 

Один из них — Тарас Бибич — сыграл сразу несколько ролей, и обнаружилось, что именно в нем — дрожащем, маленьком жреце — заключен подлинный нерв всего спектакля. Он играет того, кто пребывает в бессилии, сомнениях, страхах и сознании собственной духовной немощи, кто несоразмерен своей роли, своей судьбе, своей участи. Он — жрец и пророк — боится собственной тени. Такой дрожащей тварью, маленьким никчемным существом сочинил Прикотенко и своего Гамлета, доверив роль молодому выпускнику Щепкинского училища Николаю Горбунову. Будь на его месте Тарас Бибич, роль могла бы оказаться поубедительнее.

 

Здесь же субтильный мальчик Гамлет исполнен цинизма и недоверия ко всему, что его окружает. Кажется, что и смерть отца, и внезапная и постыдная свадьба матери (Наталья Беспалова сыграла бы блестяще, если б знала наверняка, что именно) мало его задевают. Как и явление отцовской тени. Призрака он вовсе не пугается, потому что не верит в его существование, да и вовсе равнодушен к смерти отца. Есть ли у этого Гамлета страсть — неясно. Ему уж точно чуждо крэговское понимание пьесы, секрет которой казался ему «в способности актера понимать Страсть… накал Страсти, спокойствие Страсти, ее экстаз».

 

Странным и необязательным эпиграфом ко всей роли служит вторая сцена, где Гамлет, просовывая голову в маленькое тюремное окошко эльсинорских дверей, вожделенно целует Офелию (Наталья Рычкова). Он проделывает это несколько раз с известной настойчивостью, и кажется, что из страсти Гамлета выйдет какой-то толк.

 

Но ничуть не бывало: из пьесы вымарана даже сцена похорон Офелии, где любовное неистовство принца проявляется столь ясно. Страсть отброшена, не разгоревшись. Единственно реальное чувство, если не страсть, отдано Клавдию. С него и начинается спектакль по мотивам шекспировской трагедии, переименованной здесь в Elsinore.

 

Вячеслав Невинный-младший читает монолог Клавдия из 3-го акта, Клавдиеву покаянную молитву. Клавдий и оканчивает этот наглый юношеский монтаж Шекспира, впрочем, уже без всякого покаяния. Выхватив у слабовольного (все юнцы у Прикотенко слабовольны) Лаэрта (Роман Бреев) шпагу, он довершает дело за всех — убивает самого Лаэрта, потом Гамлета.

 

Клавдию отдано несколько выразительных мгновений спектакля. Свой монолог из 3-го акта он играет целых два раза, а приступив к молитве, вытаскивает из запертого на замок ларца тряпичные куклы ангелов и к ним взывает: «Ангелы, ко мне!». Если Клавдий читает монолог дважды, то главным монологам Гамлета на редкость не повезло. «Быть или не быть» играется наспех, скороговоркой и в обнимку с Офелией. Монолога с Гекубой (там, где он обличает себя в медлительности и трусости), который Гамлет читает после сцены с актерами, нет вовсе, как нет и знаменитой «Мышеловки». Гамлет не дает Клавдию отреагировать, обнаружить свое преступление, но сам истерично принимается хлестать его по щекам. Логика его поступков причудлива, истерична и болезненна. Кидаясь убивать Клавдия, он трясется, как новорожденный ягненок. Он является к финалу трагедии буквально в чем мать родила, скукоженным и жалким, точно жертва, ведомая на заклание, ладошками прикрыв причинное место. В напяленной на него смирительной рубахе, буйным невротиком выходит он на бой с Лаэртом, зная, что ему предстоит, но не очень-то отвечая за исход битвы. Мальчик, не достойный своей судьбы. Не успевший, не желавший, да и не смогший ничего понять. Гамлет вне страсти. Гамлет вне Гамлета. Что остается в пьесе Шекспира «Гамлет», когда нет Гамлета? В ней нет даже Эльсинора. Потому что если нет Гамлета, к чему Эльсинор?

 

Яркая и причудливая фантазия Андрея Прикотенко и Натальи Дмитриевой сотворила выразительное пространство, в котором тяжелые кованые двери с замками и цепями висят в воздухе точно гильотины. Сильный образ Эльсинора, который единственный заслуживает того, чтобы спектакль назвали в его честь.