Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Нет мира под оливами»
Пресса «Антигона» Софокла
Автор: // Театральный Петербург. №4. 2005   

После интригующего и вполне заслуженного успеха «Эдипа-царя» Софокла, пройдя искушение комедией в «Слуге двух господ» Гольдони, режиссер Андрей Прикотенко со своими актерами вновь вернулся к греческой трагедии. Предметом его внимания стали пьесы Софокла «Эдип в Колоне» и «Антигона», завершающие фиванский цикл.

 

Софокл, Гольдони — суперклассика. Молодая команда работает по-крупному, не отвлекаясь на сиюминутные приманки. Спектакль назван «Антигона», но режиссер решил показать предысторию молодой героини, восстановить всю полноту событий, а заодно разобраться, следует ли божественным предначертаниям младшее поколение семейства Эдипа. Потому в первом акте играется «Эдип в Колоне», во втором собственно «Антигона». По сравнению с «Эдипом-царем» режиссер заметно посерьезнел.

 

Уже нет ощущения, что трагедией играют, как кошка с мышкой: сначала долго-долго забавляются, а потом все-таки душат в углу. Поубавилось молодой витальной силы, которая в первом спектакле конфликтовала с припорошенным пылью веков сюжетом, обогащая его современными ритмами. Правда, в новой постановке некоторые молодые персонажи иногда и вовсе впадают в детство. Но это уже приметы авторского режиссерского стиля, о котором можно поговорить особо.

 

Действие в «Антигоне», минуя античность, отнесено к глубокой древности. В театральной тради-ции еще недавно славные имена трех великих греков — Эсхила, Софокла, Еврипида рифмовались исключительно с колоннами, ступенями и хитонами. Теперь не то. Сцену устилает грубого плетения ковер, как будто греческая почва состоит исключительно из высохшего песчаника. На актерах пестротканые одежды, которые, впрочем, хороши и удобны во все времена.

 

Сцена к тому же завалена валунами, устроившись на которых царственный старик Эдип (Игорь Ботвин) проведет все первое действие. Обведенные синими кругами печальные клоунские эдиповы глаза неподвижно устремлены в зрительный зал. Слепцу прислуживают две дочки: стойкая Антигона (Мария Лобачева) и хромоножка Исмена в детской шлемовидной шапке (Ксения Раппопорт). А вокруг — шум и ярость борьбы за власть. Бьются врукопашную сыновья, Полиник (Антон Васильев) и Этеокл (Николай Горбунов), брат Эдипа Креонт (Тарас Бибич), будущий тиран требует безусловного повиновения.

 

В «Эдипе в Колоне» все как у людей. Много страсти и мало понимания друг друга. И хотя монологи звучат пафосно, спектакль сбивается на межличностные отношения. Надличностное и роковое, как видно, миновало еще в «Эдипе-царе», после того как герой, принимая волю богов, совершил свой главный выбор. А сейчас непримиримость персонажей увенчивается поистине судьбоносным жестом, который совершается как бы сам собой, чьей-то невидимой волей. На самом же деле жест-предзнаменование весьма конкретен, потому что придуман художником спектакля Эмилем Капелюшем.

 

В финале первого действия с «небес» на землю устремляются сотни стрел, которые ровными прямоугольниками, как при ковровой бомбардировке вонзаются в сцену. Жребий брошен, и Рубикон (впрочем, он войдет в историю позже, в Древнем Риме) перейден.

 

Ночной дозор первого акта сменится дневным в «Антигоне». Второй акт выглядит многолюдным и обстановочным. Если в «Эдипе в Колоне» дискутировал и антагонистом был Эдип, теперь «первым актером» стал Креонт, и жертвенник сменился чугунком огромных размеров, в котором, видимо, варят кости. Запах мяса доносится в зал. Создается впечатление, будто участники трапезы с толком поохотились на мастодонтов и теперь с аппетитом обгладывают их останки.

 

Греки, конечно, были язычниками, но дикарями вряд ли. И если учесть, что трагедия писалась в благословенный век Перикла (V век до н. э.), в период расцвета древнегреческой рабовладельческой демократии, и воспринималась зрителями, заполнявшими амфитеатры, как нечто созвучное своему времени, то напрашивается простой вывод: Креонт был правителем, действующим во благо государства, а не предводителем стаи.

 

Но любовью и легендой последующей многовековой истории театра стал не Креонт, а героиня мифологического толка, Антигона. Она выделилась как индивидуальность, личность, нашедшая в себе силы противостоять железной мужской логике и государственному праву. Желая похоронить брата, «опустошителя Фив», Антигона действует от имени семьи, согласно родовому (читай, общечеловеческому) закону. Давно выяснено, что в «Антигоне» конфликтуют равновеликие ценности, но сестринская правота оказалась для новых поколений ближе, роднее.

 

Противостояние мужского и женского начал в «Антигоне» как-то особенно выпукло. В самом начале спектакля виньетка из сплетенных тел павших воинов образует на подмостках сложный узор. Вдруг из груды тел высвобождается чья-то рука, чтобы коснуться пробегавшей мимо Антигоны, — «мертвые хватают живых». Воинственности, мужскому бесчинству противостоит в «Антигоне» упорная женская добродетельность, нескончаемой трапезе — абсолютная духовность.

 

Главное в оформлении второго акта уже не вросшие в землю валуны, а подвижная, динамичная, хочется сказать, дверь, но в спектакле она обозначает и многое другое. Может быть, это часть фиванской стены, ее ворота, а может быть, часть склепа, в котором будет замурована приговоренная к медленной смерти Антигона. Но ощущение двери как пограничья остается, даже когда эту панель с прорезями укладывают в виде стола на у каменные опоры. Из-под нее, мешая обеду, появляется сначала стражник (Николай Горбунов), а потом и Антигона. В окошки стены «просачиваются» сестры, Исмена и Антигона, когда стороны, переходят к активным действиям.

 

Панель очень подвижна, на ее гребень вскакивает Гемон (Антон Васильев), сын Креонта и жених Антигоны, чтобы доказать отцу его неправоту. Панель окажется поверженной, когда спор главных героев вступит в заключительную фазу. А управляют ее перемещениями рабочие сцены, действующие у нас на глазах. Веревки, перекинутые через примитивные блоки, в их руках кажутся нитями судьбы. Рабочие должны бы оставаться незамеченными, но возникает ощущение, что именно они влияют на ход событий да еще юные Исмена и Антигона.

 

Царь Креонт (Тарас Бибич) умно, но однозвучно, отстаивает свою позицию государственника и законника. Антигона у Марии Лобачевой — создание гораздо более глубокое и многоликое. Это девочка-интроверт с изначальной нацеленностью на трагическое. Актриса, пришедшая в спектакль из театра Льва Додина, несет в себе особость и отрешенность. Таковы внутренние «эпические» кондиции МДТ.

 

Ксения Раппопорт — Исмена — из того же гнезда, но ее актерская природа диктует другое — действовать свободно и осмысленно, сообразуясь с чувством стиля. Сцен у Исмены немного, но так получается, что несогласие сестер выглядит основным противостоянием спектакля, богаче и интереснее аранжированным, чем конфликт Креонта и ослушницы Антигоны. В споре сестер есть острый привкус современности и живое родственное тепло. Толерантность Исмены предполагает продолжение рода, Антигона предпочитает подвиг и смерть.

 

Обе девушки беззащитны в грубом мужском мире. Антигона символически хоронит Полиника, присыпав тело песком, и за это расплачивается жизнью. Но на смертном одре (та же подвешенная панель) она жалуется, стенает о своем безбрачии, подрагивая голыми коленками. Персонажи-мужчины в это время поглощены своими разборками, они извергают потоки яростных, полных неистовства слов. В интонациях можно расслышать себялюбие и ненависть, но не страдание и вызов року.

 

Что же касается молодости, нежелания режиссера Прикотенко и его актеров взрослеть, то (на их счастье) им пока знакомы три возрастные категории — детство, отрочество, юность, которые они, по мере возможности, воплощают в искусстве. Тут проглядывает не инфантилизм, а «игра в молодую непосредственность». Действительно, лучше казаться несмышленышами, чем стремиться в отвратительную взрослую жизнь. И эту позицию можно уважать.